Коллаборация по-польски

Коллаборация по-польски

 

Большинство поляков из всех мундиров времен Второй мировой войны чаще носили мундир вермахта.

В украино-польских спорах о Второй мировой войне украинскую сторону часто упрекают в сотрудничестве с ІІІ Рейхом.

Однако министр иностранных дел Украины Павел Климкин в своей недавней статье «Украина и Польша. Испытание историей» напомнил, что и соседи не были исключением.

В Польше об этом написаны серьезные исторические исследования. Издаются мемуары и фронтовые дневники бывших коллаборационистов. Но в основной массе ни они, ни их родные не хотят афишировать эти страницы семейной биографии…

Что об этом писали

Первые научные публикации на эту тему появились еще в социалистической Польше, в 1960-х гг. (Serwański E. Hitlerowska polityka narodowościowa na Górnym Śląsku. — PAX, Warszawa, 1963).

А первые мемуары коллаборационистов издал в 1976 года бывший солдат вермахта, а со временем историк и журналист, депутат Сейма социалистической Польши Рышард Гайдук (Hajduk R. Pogmatwane drogi. — Wydawnictwo MON. Warszawa, 1976). В его книге речь идет о судьбе принятых в гитлеровскую армию молодых уроженцев Опольской Силезии, которая до войны была частью ІІІ Рейха.

Среди тех, кто по разным причинам оказался в германской армии, были популярные при «народной Польше» люди. Например, основатель Национального фестиваля польской песни в Ополе Кароль Мусьол (1905–1983), легендарный польский футболист Герард Цеслик (1927–2013).

Снятие идеологического контроля способствовало в 1990-х гг. изданию мемуаров и дневников польских по происхождению солдат гитлеровской армии. Одной из таких стала книга воспоминаний Луциана Весоловского «С нами Бог?» (Wesołowski Ł. Gott mit uns? — Warszawa, 1997). В 2000-х гг. тема получила развитие. Польский автор Богдан Крушона описал судьбу Романа Кауффмана — уроженца Поморья, охранника в лагере для военнопленных (Kruszona B. Wachman Stalagu XI A Altengrabow. — Pelplin, 2008).

В 2011 г. бывший солдат люфтваффе, а потом наблюдательной авиации польских вооруженных сил на Западе Антоний Эльснер издал свой полевой дневник «Метаморфозы» (Elsner A. Metamorfozy. — Chorzów, 2011). Кроме детального описания пережитых событий, книга содержит рефлексии автора над фронтовой судьбой, а также переосмысление своих тогдашних образа мышления и системы ценностей.

В 2014 г. в Варшаве были опубликованы мемуары Йоахима Церафицкого «Вассерполякен» (Ceraficki J. Wasserpolacken. — Arta, Warszawa, 2014). Так называли жителей Силезии и всего польско-германского пограничья, составлявших большинство польского контингента вермахта. Автор представляет картины ежедневного солдатского быта и отношений в армии между немцами и поляками.

Среди научных работ на эту тему самой известной является книга «Поляки в вермахте» (Kaczmarek R. Polacy w Wehrmachcie. — Wydawnictwo Literackie, Kraków, 2010). Ее автор — доктор истории, бывший директор Института истории Шлёнского университета профессор Рышард Качмарек.

Не лишним будет вспомнить и книгу «Дедушка в вермахте» журналистки Барбары Щепулы (Szczepuła B. Dziadek w Wehrmachcie. — Słowo/Obraz Terytoria, Gdańsk, 2007). Ее центральный персонаж — Юзеф Туск, дедушка нынешнего председателя Совета Европы Дональда Туска. Книга вышла через два года после президентских выборов в Польше, которые запомнились огромным скандалом.

Дело «дедушки в вермахте»

Главными соперниками на выборах 2005 г. были Дональд Туск (на то время премьер-министр Польши) и руководитель партии «Право и справедливость» Лех Качиньский. В ходе выборов деятель ПиС Яцек Курский (ныне гендиректор Польского телевидения — TVP) заявил, что Юзеф Туск пошел в вермахт добровольно. На самом же деле сначала он был выслан на принудительные работы, потом два года отсидел в концлагере Штуттгоф, а в августе 1944-го был призван в вермахт, откуда бежал и присоединился к Польским вооруженным силам на Западе. Когда все выяснилось, Курского исключили и из предвыборной команды Качиньского, и из партии (но после победы Качиньского он был восстановлен в рядах ПиС).

Доктор истории, профессор Института истории Варшавского университета Ежи Кохановский считает, что это «возможно повлияло на то, что Туск не стал президентом Польши». Впрочем, по мнению ученого, скандал вокруг дедушки Туска послужил причиной увеличения количества мемуаров и научных работ на тему коллаборации поляков с ІІІ Рейхом.

Сколько их было, и кого брали на службу

Точное количество польских военных коллаборационистов неизвестно. Войцех Змысьленый, автор тематического сайта «В ненавистном мундире» , называет цифру 375 тысяч. Из них около 60% (200–250 тыс.) — граждане межвоенной Польши (по данным Института национальной памяти Украины, приблизительно столько же украинцев воевало на стороне нацистской Германии). Остальные 40% составляли поляки из «этнических» польских территорий, которые до войны принадлежали ІІІ Рейху.

Профессор Института истории Варшавского университета доктор Ежи Кохановский приводит значительно большее количество — «между 400 тыс. и 0,5 млн». При этом он добавляет: «…речь идет не о поляках как таковых, а о гражданах межвоенной Польши, поскольку это не совсем одно и то же». Но, по его мнению, большинство из них считали себя поляками.

С ним соглашается и Рышард Качмарек: «…с территории всей оккупированной Польши в 1940–
1945 гг. были призваны в германскую армию примерно 450–500 тысяч человек». Историк уточняет, что речь идет о вписанных в третью группу в так называемых фолькслистах (Deutsche Volksliste — DVL) — документах о принадлежности жителей оккупированных территорий к «немецкому национальному сообществу».

«Фолькслисты» делили население оккупированной Польши на четыре группы, в зависимости от степени их германизации. Первые две составляли граждане Польши немецкого происхождения, которые проживали на «восточных землях, присоединенных к Рейху» (eingegliederte Ostgebieten), то есть в Силезском, Познаньском и Поморском воеводствах, а также отчасти в Белостоцком, Келецком, Краковском, Лодзьском и Варшавском. Остальные земли межвоенной Польши, вместе с западноукраинскими, были в составе так называемого Генерал-губернаторства.

Лица первой и второй групп считались полноправными немцами. Они отличались только уровнем прогерманской политической активности в довоенной Польше, но имели все гражданские права.

Подавляющее большинство поляков на «присоединенных» землях записали в «немцы» третьей и четвертой групп. Третья группа — преимущественно силезцы, кашубы, мазуры, выходцы из польско-немецких семей — и была основным «поставщиком» поляков в вермахт. Им предоставлялось «пробное гражданство» на десять лет. Полное гражданство надо было заслужить своей деятельностью и политической позицией. Четвертую группу составляли «полонизированные немцы», которые до войны активно работали в польских политических и общественных организациях. Пробное гражданство им предоставлялось только в индивидуальном порядке, после «расовых исследований».

Военная обязанность распространялась на первые три группы. Но после поражения под Сталинградом и открытия союзниками фронтов в Италии и Нормандии поляков из «включенных» земель начали массово вписывать в третью группу «фолькслистов». Потом уже призывали в армию и вписанных в четвертую группу. Война на три фронта заставляла нацистов сквозь пальцы смотреть на «расовые теории».

В отличие от Змысленого, ни Качмарек, ни Кохановский не упоминают об этнических поляках, которые до 1 сентября 1939 г. жили в ІІІ Рейхе. Если учесть еще и их (а это 125–175 тыс.), то число польских коллаборационистов может колебаться в пределах 525–675 тысяч. Это без учета других силовых структур III Рейха, где служили поляки: внутренней полиции в Генерал-губернаторстве («гранатовой полиции», называемой так из-за цвета мундиров); добровольческой вспомогательной полиции (шуцманов) в Правобережной и Центральной Украине («рейхскомиссариат Украина»).

Некоторые поляки были мобилизованы или добровольно шли в войска СС (Waffen-SS). Точное их количество неизвестно, но историки говорят, что оно не было значительным.

Как они служили

Польских рекрутов высшее командование вермахта считало людьми второго сорта, ненадежными, готовыми дезертировать. Часто так и было. Хотя и не всегда из-за патриотических чувств, а из-за проявления дискриминации или по такой прозаической причине, как неполучение обязательного отпуска.

«Неполные» граждане Рейха не могли рассчитывать на продвижение по службе выше, чем звание капрала, не говоря уж об офицерском чине. Поляков направляли в основном в пехоту. Доступ к авиации (кроме наземных служб), разведке, танковым войскам и артиллерии был очень ограничен.

Но плохими солдатами они не были. Наравне с немцами их часто отмечали боевыми наградами — в частности и Железными Крестами, золотыми Отличиями за рукопашный бой и т.п.

Капитан Ханс Апель, ответственный за набор рекрутов на оккупированных польских землях, отмечал, что на Восточном фронте «в целом верхнесилезский солдат воевал хорошо, чем показывал, что с уважением трактует свою немецкую идентичность». Он также писал о большом количестве польских добровольцев в вермахт с началом восточной кампании, и жалел, что их собирались использовать не в бою, а в рабочих батальонах.

Даже если поляки неохотно шли на призыв, они, пишет Рышард Качмарек, «хорошо выполняли свои солдатские обязанности». Показательными являются чувства упомянутого выше Йоахима Церафицкого, который, как писал Ежи Кохановский, «идет в вермахт как поляк, чувствует себя в нем поляком, а во время учений делает все, чтобы доказать, что он настоящий солдат». Юзеф Столецкий из Хелма-Шлёнского в письмах к матери не без гордости описывал свои успехи в стрельбе и беге в ходе обучения.

Какая-то часть поляков из «присоединенных земель» стремилась найти себя при германской власти. «1 сентября 1939 года меня разбудил довольно рано рев самолетов, — рассказывал бывший доброволец вермахта, уроженец городка Янова силезец Виктор (фамилия в воспоминаниях не указана. — Ю.Р.), 1922 года рождения. — Отец приехал раньше с работы, сообщил нам, что происходит. Я хотел, как некоторые мои приятели, по собственной наивности идти воевать с немцами, но отец меня успешно отговорил от этого, за что я ему и по сегодняшний день признателен. Наша соседка начала сразу 1 сентября собирать по соседям нашего дома деньги на германский флаг. Еще в тот же день вечером на нашем доме висело большое красное полотнище с черным «гакенкройцем». Эти воспоминания привел в своей книге Рышард Качмарек.

В 1942 г. Виктора призвали в вермахт и отправили на Восточный фронт. О переходе на сторону Советов он не думал. Случаи дезертирства поляков были там минимальными — главным образом потому, отмечает Рышард Качмарек, что стало известно о преступлении в Катыни. После этого советский большевизм для польских солдат вермахта становился абсолютным злом, особенно когда в числе замученных были их родные и близкие.

А вот на Западном фронте попасть в плен к британцам или американцам считалось большим везением. И дезертирства там были довольно частыми.

Именно поэтому немцы не решались на отдельные польские формирования в вермахте. Поляков распределяли так, чтобы в каждой роте их было не больше чем 5–12%. И все же в июне 1944-го, перед боями в Нормандии, Гитлер санкционировал создание отдельных польских подразделений из солдат третьей группы «фолькслистов». Закончилось все тем, что поляки или избегали боев с союзниками, или открыто переходили на их сторону.

Еще одна попытка была в октябре 1944 г. Фюррер хотел создать польские добровольческие вспомогательные части (Hi-Wi) при вермахте на правах антипартизанских «Восточных легионов» из уроженцев Средней Азии и Кавказа. Но из запланированных 12 тысяч для «Польского легиона» с трудом удалось набрать 471 рекрута.

Почему они шли на службу к нацистам

В большинстве работ на тему польской военной коллаборации преобладает мнение, что поляки шли в гитлеровскую армию в основном по принуждению, чтобы потом присоединиться к Антигитлеровской коалиции. И это небезосновательно. Историк Марк Островский писал, что Польские вооруженные силы на Западе более чем на треть (35,8%, или 89 300 человек) состояли из поляков, бежавших из германской армии или взятых в плен. Из них через армию Владислава Андерса (ІІ корпус ПВСЗ) прошло 35 тысяч человек. Другие дезертиры шли в Армию Краковую или в антинацистские партизанские отряды стран, где им пришлось служить. Но некоторые молодые люди, пишет Ежи Кохановский, «шли в армию, трактуя это как приключение, несмотря на то, что надевали немецкий мундир. Часть — считаю, что маргинальный процент, — шла вследствие убеждений».

Рышард Качмарек, ссылаясь на воспоминания польских ветеранов гитлеровских войск, отмечает, что тему «увлечения войной, трактовки ее как приключения» исследователи часто обходят. А такая мотивация «кажется довольно естественной среди молодых людей, особенно в начальный период германских военных успехов в ходе «молниеносной войны» 1939–1941 годов».

Одним из таких «искателей приключений» был Альфонс Бялецкий. Выпускник польской гимназии Хелма-Шленского, он в 1940 г. был призван в саперные войска, но попросился в парашютисты. Дослужился до поручика, получил Рыцарский Железный Крест — и уже после этого был вписан в «фолькслисты», и то лишь в третью группу. Бялецкий всегда подчеркивал свою верхнесилезскую идентичность, дома разговаривал на силезском диалекте польского языка и даже использовал свой авторитет для освобождения некоторых земляков из Аушвица. Были и такие, пишет Рышард Качмарек, которые, будучи призванными в гитлеровскую армию принудительно, «быстро увлекались новой солдатской жизнью, особенно когда она проходила в оккупированных странах Западной Европы».

Даже в последние месяцы войны в германскую армию шли польские добровольцы. Историк Ярослав Гданьский опубликовал доклад командования 523-го резервно-учебного полка от 15 января 1945 г. о нескольких таких ребятах 18–23 лет. Они стремились вступить в вермахт или Waffen SS, потому что хотели воевать против большевизма, который воплощали наступавшие советские войска. И такая мотивация находила понимание у населения «включенных» в ІІІ Рейх польских земель.

Были и те, кто придерживался своего польского происхождения и мечтал о свободной Польше. «Хотя я с одними только немцами, — писал один из силезцев в 1943 г., — но даже так немца из меня они не получат. Я это уже давно сказал, и иначе не буду говорить, а то, о чем думаю, снова вернется».

Рышард Качмарек прослеживает три главные группы поведенческой стратегии своих героев. Первая — пропольская патриотическая, когда поляки в вермахте использовали любую возможность для сопротивления — от сопротивления пассивного до дезертирства. Вторая — прогерманская. Это поляки, которые приняли национал-социалистическую идеологию, стремились получить продвижение по службе и отличались старательностью в выполнении задач. Третья, самая многочисленная, — оппортунистическая. Эти поляки не питали пронацистских симпатий, но ради выживания были готовы на любые компромиссы, в частности и нравственные.

Что было после войны

Еще во второй половине 1940-х гг., задолго до того, как историки попытались подсчитать общее количество польских коллаборационистов, стало ясно, что речь идет о явлении массовом, независимо от его причин.

На то время в «народной» Польше шла борьба с «немчизной». Родственникам погибших солдат вермахта запрещалось ставить надписи на их надгробиях на немецком языке, а также упоминать в них о военной службе покойных. Это распоряжение массово игнорировалось. Тогда был издан приказ об уничтожении таких надгробий. В конце концов, их разрешили ставить. Но надписи должны были быть на польском и ограничиваться только именем (причем не немецким, а его польским эквивалентом: например, Ян вместо Йоганн), фамилией и датами жизни похороненного.

Уголовные преследования «за измену Родине» коснулись относительно немногих бывших польских воинов вермахта. В 1960-х гг. некоторые из них (Ежи Кохановский приводит цифру 30 тысяч) даже получали по почте военные пенсии из Федеративной Республики Германии. Коммунистическая власть в Польше закрывала на это глаза. Поступавшие деньги вливались в обращение: коммунистическая экономика нуждалась в валюте.

Нацисты, однако, оставили после себя такую память в Польше, что любое упоминание о служивших в вермахте поляках плохо воспринималась обществом. Даже если кто-то попал туда по принуждению и потом перешел в Армию Крайову, армию Андерса или же хоть в прокоммунистическое Народное Войско Польское.

И сейчас, когда уже якобы нет причин бояться преследований или осуждения, бывшие польские солдаты вермахта и их родственники неохотно делают достоянием гласности этот эпизод из их прошлого. Тот же Дональд Туск сначала отрицал историю со своим дедом, хотя стыдиться ему, по большому счету, было нечего.

Вместо эпилога

«До 1944 года самая большая группа поляков, носивших какой-либо мундир, носила мундир вермахта», — утверждает Ежи Кохановский.

Рышард Качмарек, в свою очередь, ставит вопрос о поляках в гитлеровской армии не только как о жертвах нацистской национальной политики, но и как о тех, «которые разделяли судьбу немцев, служивших в вермахте, одинаково как ее трагические, так и позорные страницы».

Однако вряд ли эта тема получит развитие в современной Польше. Некритический взгляд на историю своего народа рискует стать там нормой не только морально-этической, но и правовой. Речь идет о новой версии закона об Институте национальной памяти Польши, ожидающей вердикт в Конституционном трибунале. Вопрос в том, создаст ли он проблемы историкам, которые решатся поставить вопрос о причастности тех поляков, которые служили в вермахте, Waffen-SS и в шуцманах к преступлениям нацистской Германии.

Добавить комментарий

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте как обрабатываются ваши данные комментариев.