Я родился через три года после окончания советско-германской войны. В советские времена, сколько себя помню, программы радиовещания, а затем и телепередач были построены так, будто война закончилась вчера. Общество жило войной на протяжении десятилетий. На войне мы были зациклены. Это самая любимая советская тематика. Говорят, что в Бразилии в течение нескольких лет после победы ее сборной на чемпионате мира по футболу нет никаких проблем. Бразильцев хлебом не корми, а дай им футбол, а нам — войну. Мы не гражданское, а милитаристское общество.

Нам не помешает критическим оком взглянуть и на нашу пропаганду военной тематики. Вписывается ли она в европейские ценности? Помню, очень давно видел английский фильм «Ключ». Здесь есть некоторые элементы фильмов про конец света, но в целом фильм о войне. Вместе с тем, в отличие от советских лент о войне с возгласами «За Родину! За Сталина!», в этой война изображена без пафоса. Будто обыденная опасная работа.

В советские времена военная тематика в пропаганде особенно усиливалась в связи с приближением очередного Дня Победы. Помню, как один 5-летний мальчишка спрашивал у деда: «Ты немцев убивал?» И малышу ужасно хотелось услышать утвердительный ответ. На гимнастерке у деда блестели такие ордена и медали, которых не дают за уборку картофеля на колхозных полях, а награждают за другое. Старик смутился, услышав этот вопрос. Наклонил голову, и если бы имел такие уши, как у зайца, то и прижал бы их. Издавна же известно, что за солдата тогда думал фюрер или генсек, которые и берут на себя ответственность за убийства, совершенные воинами. Солдат остается с чистой совестью и его не считают убийцей. Наоборот, героем. На этих героев не распространялся Уголовный кодекс. Их уважали и сажали в президиум собрания. Впоследствии предоставляли квартиры и «Запорожцы». Воинов, захваченных в плен, не считают уголовными преступниками. Они военно заключенные (prisoners of war). О них беспокоится Международный Красный Крест.

Культ войны многим ее участникам был экономически выгодным. Они умудрялись в течение жизни несколько раз получать квартиры, улучшать жилищные условия не только себе, но и детям и внукам. Дети же и внуки погибших пробивали жизненные дороги самостоятельно. В те времена, когда советская пропаганда изображала героизм Красной армии, с Туманного Альбиона англоязычные передачи BBC World Service сообщали, что в немецких концлагерях основными группами заключенных были коммунисты, гомосексуалисты и евреи. Вот такой себе треугольник.

В истории СССР не было ни одного руководителя, во времена которого бы не велись военные действия. «Хотят ли русские войны?» — пели в песне на музыку Вано Мурадели. Хотят, да еще и очень. Мне пришлось в 1987-1988 годах быть руководителем группы, в составе которой находился чуть старше меня мужчина, который в начале 1970-х работал переводчиком в советском посольстве в Кабуле. Рассказывал про тогдашнее более чем хорошее отношение афганцев к советским людям. Не было никакой враждебности — даже от потомков басмачей, которые несколько десятков лет назад бежали в Афганистан из Средней Азии вместе с отарами каракульских овец. Сотрудники посольства без всякой охраны устраивали пикники с шашлыком в урочищах близ Кабула. Где шашлык — там и рюмка. Одно другому не мешает. Хорошим отношениям настал конец в 1979 году, когда Брежнев имел неосторожность влезть в афганскую аферу. В составе советских войск были и украинские военные.

Критики советской власти сознательно преувеличивали значимость потерь СССР в Афганистане. Я когда-то подсчитал и обнаружил, что наши автодороги были гораздо опаснее количеством жертв, чем бои с моджахедами в Афганистане. Советская власть своих солдат в Афганистане подобострастно окрестила «воинами-интернационалистами». И интернационализмом там и не пахло. Наши солдаты пришли туда наводить порядки, задуманные в Кремле. Пришли к фанатично религиозному, темному и, возможно, грубоватому народу, чтобы заставить его жить не так, как он хотел. Наши бойцы выполняли роль карателей.

Не афганцы пришли к нам, а наши ребята отправились туда. В начале 1970-х меня бросили на советско-китайскую границу. Понятно, что я ненавидел китайцев за то, что меня оторвали от обучения в аспирантуре. Каким сладким было слово «аспирант»! Оно казалось лучше, чем «генерал», не говорю уже о «лейтенанте», звездочки которого были на моих погонах.

Я стоял против регулярной армии Китая. Не скрою: молился, чтобы на моих руках не было китайской крови, а моей — на руках китайцев. К счастью, так и произошло. И к счастью, меня не бросили в Афганистан. А если бы бросили? То я после службы смущался бы, как тот дед, молчал бы и не гордился бы тем, что воевал с народом Афганистана на его родной земле. Действительно, кем и чем гордиться в связи с Афганистаном?

Если хочется, чтобы Украина вступила в Европейский Союз, необходимо не только адаптировать законодательство к евросоюзовскому, согласовывать наши товарные стандарты с европейскими, но и менять наш менталитет, вилезая из пещер советского прошлого. Иначе нас не поймут, и мы будем оставаться для европейцев дикарями.

Яркий пример неприятия нас — коррупция. Казалось бы, что это внутреннее дело Украины, но Европа не хочет, чтобы мы занесли ей эту инфекцию. Европе уже надоела война на Донбассе. Даже Франция и Германия смотрят на нее не так, как власть Украины.